PRO+
Творческий мазохизм Романа Полански
Работу известного режиссера Романа Полански под названием «Венера в мехах» можно сравнить с зеркалом, отражающемся в другом зеркале. Если говорить конкретнее, то взятая за сценарную основу малая проза Леопольда Захера Мазоха интерпретируется Полански в форме кинопроизведения, в котором театральный драматург, он же герой фильма, Тома Новачик занимается постановкой на сцене этого же популярного романа австрийского писателя «Венеры в мехах».
Кажется, немного запутанно, но в этом то и состоит особенность фильма. Полански объединяет несколько реальностей: литературную, театральную, кинематографическую – чтобы вскрыть источник претерпевающих превращения в искусстве образов: психологические процессы внутри самого художника.
Если сравнивать «Венеру в мехах» с предыдущей работой режиссера («Резня»), то можно отметить следующую тенденцию, намечающуюся в творческом развитии Полански: тяготение к камерности (число действующих лиц в фильмах сокращается от четырех до двух, причем действие сконцентрировано в одном физическом пространстве).
В последнем фильме стремление режиссера ограничиться всего лишь двумя персонажами вполне объясняется близостью к личности самого Полански темы картины, она слишком интимна и непублична.
Начнем по порядку. В центре литературного сюжета - история рабского поклонения главного персонажа Северина Кушемского властной и независимой Ванде фон Дунаевой. В жестоком и унизительном обращении возлюбленной с ним Северин находит истинное наслаждение. Оно знакомо ему еще с детства, с того момента, как прикрыв свою наготу только мехом, тетка наказала мальчика розгами за проступки. Ванда становится воплощением эротических фантазий героя. Одновременно он обожествляет объект своей любви, вознося его до высоты Венеры.
В кино театральный режиссер Тома Новачик утомлен и расстроен неудачными пробами актрис на роль той самой Венеры, на которой и держится вся интрига пьесы. Однако напористостью и женскими хитростями последняя опоздавшая на кастинг претендентка добивается согласия драматурга на последнее в этот день прослушивание.
Более того, по настоянию внезапно переходящей от беспомощности к наглости особы Тома берется помочь ей, примеривая на себя роль раболепствующего поклонника Ванды. Эта роль оказывается ему в пору, и незадачливый драматург довольно быстро отдает бразды правления на сцене в руки новичка, незаметно для себя обнаруживая собственные тайные пристрастия.
Возвышенный литературный стиль прародителя мазохизма, писавшего для дворянства XIX века, трансформируется в изысканность многослойных литературно-театрально-кинематографических декораций: далекий от современности слог пьесы, сценические реквизиты и костюмы, соответствующие эпохе, свобода и условность ролевых игр – все это составляет эстетику новой картины Романа Полански.
А тема одна вечная – художник и его творение. Не становится ли творец жертвой своего создания? Увлекшись творческим процессом и целиком отдавшись захватившему его образу, художник рискует быть растоптанным собственным творением. Ведь когда прекрасное наваждение исчезает, перед судом зрителей предстает только обнаженная и беззащитная душа творца.
Кажется, немного запутанно, но в этом то и состоит особенность фильма. Полански объединяет несколько реальностей: литературную, театральную, кинематографическую – чтобы вскрыть источник претерпевающих превращения в искусстве образов: психологические процессы внутри самого художника.
Если сравнивать «Венеру в мехах» с предыдущей работой режиссера («Резня»), то можно отметить следующую тенденцию, намечающуюся в творческом развитии Полански: тяготение к камерности (число действующих лиц в фильмах сокращается от четырех до двух, причем действие сконцентрировано в одном физическом пространстве).
В последнем фильме стремление режиссера ограничиться всего лишь двумя персонажами вполне объясняется близостью к личности самого Полански темы картины, она слишком интимна и непублична.
Начнем по порядку. В центре литературного сюжета - история рабского поклонения главного персонажа Северина Кушемского властной и независимой Ванде фон Дунаевой. В жестоком и унизительном обращении возлюбленной с ним Северин находит истинное наслаждение. Оно знакомо ему еще с детства, с того момента, как прикрыв свою наготу только мехом, тетка наказала мальчика розгами за проступки. Ванда становится воплощением эротических фантазий героя. Одновременно он обожествляет объект своей любви, вознося его до высоты Венеры.
В кино театральный режиссер Тома Новачик утомлен и расстроен неудачными пробами актрис на роль той самой Венеры, на которой и держится вся интрига пьесы. Однако напористостью и женскими хитростями последняя опоздавшая на кастинг претендентка добивается согласия драматурга на последнее в этот день прослушивание.
Более того, по настоянию внезапно переходящей от беспомощности к наглости особы Тома берется помочь ей, примеривая на себя роль раболепствующего поклонника Ванды. Эта роль оказывается ему в пору, и незадачливый драматург довольно быстро отдает бразды правления на сцене в руки новичка, незаметно для себя обнаруживая собственные тайные пристрастия.
Возвышенный литературный стиль прародителя мазохизма, писавшего для дворянства XIX века, трансформируется в изысканность многослойных литературно-театрально-кинематографических декораций: далекий от современности слог пьесы, сценические реквизиты и костюмы, соответствующие эпохе, свобода и условность ролевых игр – все это составляет эстетику новой картины Романа Полански.
А тема одна вечная – художник и его творение. Не становится ли творец жертвой своего создания? Увлекшись творческим процессом и целиком отдавшись захватившему его образу, художник рискует быть растоптанным собственным творением. Ведь когда прекрасное наваждение исчезает, перед судом зрителей предстает только обнаженная и беззащитная душа творца.